В итоге же с десяток срезней нашли свои цели среди метателей горючей смесью — но не меньше дюжины горшков с греческим огнем уже разбились на щитах копейщиков, мгновенно запалив кожу и дерево! И испуганные, а где уже и обожженные вои инстинктивно отбросили горящие щиты, сломав строй «ежа».

И тогда по копейщикам густо ударили татарские стрелы…

— Бей!!!

Кажется, сей приказ Лад и воевода прокричали разом — но даже одновременный залп стрел и болтов русичей уже не смог остановить натиска поганых. Вцепившись в колья надолбов (подоспели уцелевшие ордынцы, благополучно переправившиеся на плотах), поганые принялись бешено раскачивать их и вырывать из почвы… Закидывая землю на освобожденных от кольев участках запасными щитами.

Таким образом ордынцы прикрылись от шипов «железных рогулек»…

Подавшись назад копейщики все же восстановили строй, сомкнув щиты — но от полусотни воев осталось не более трех десятков. А главное — они уже не успели закрыть брешь, образовавшуюся в надолбах! Как кажется, ордынцы использовали все имеющиеся у них горшки с греческим огнем — но теперь, ободренные успехом, татары неудержимо рванулись вперед, не считаясь с потерями… Очередной залп ополченцев унес жизни не менее двух десятков поганых — но тогда степняки, подойдя к самому берегу, наконец-то «вспомнили» об остроге.

И не меньше сотни татарских срезней ударили по заставе…

Деян успел почуять сильный толчок под горло — и острое жжение; сразу стало трудно дышать, а ноги его словно утратили всю силу, стали какими-то ватными. Ополченец перевел замутненный взгляд на Вторака — но увидел лишь осевшего на землю товарища с торчащей из груди стрелой… А уже после Деян осознал, что точно такой же срезень рассек ему горло.

Русич попытался было остановить бег драгоценной крови, прижав ладонь к ране — но продлил свою жизнь лишь на пару мгновений. Их, впрочем, хватило, чтобы воскресить в памяти лица родных — да на короткую, отчаянную молитву:

Господи, спаси их и сохрани!!!

Ополченец сражался до последнего и мужественно принял свой конец в бою — быть может, так даже и к лучшему. По крайней мере, Деян уже не видел, как татары тысячной массой теснят копейщиков; как воевода погнал уцелевших стрельцов к крепости — и как в бой вступили полсотни казаков, ударив от опушки ближайшего леса. Там они хоронились в засаде — и обстреляв поганых на сближении, ударили в копье, перехватив пики по-ордынски, двумя руками… Этот удар позволил двум десяткам уцелевших стрельцов отойти в острог и подняться на стены — а спасшимся от греческого огня ушкуйникам (вынужденно растянувшимся вдоль берега) наконец-то вступить в бой!

Уцелело не меньше половины ротников — и ударили они крепко, яростно, надеясь отомстить ворогу за жуткую гибель соратников! Град сулиц и арбалетных болтов нанес ордынцам тяжелые потери — а бешено мелькающие секиры ушкуйников тотчас обагрились кровью поганых… Тяжелы удары русских топоров не смогли остановить ни легкие калканы, ни поднятые навстречу сабли, ни стеганые «хатангу дегель» степняков.

Бешеный натиск повольников заставил пеших гулямов попятиться, отступить. Но после жаркой сечи из двух сотен ушкуйников и казаков уцелело чуть больше сотни — да дюжины израненных копейщиков… А ордынцы уже бросили через брод свежую конницу, не дав русичам отступить в острог — и горстка смертельно уставших воев упрямо приняла бой.

Уцелевшие стрельцы как могли помогали соратникам частыми — но увы, не очень многочисленными залпами срезней и болтов. И эта помощь не спасла ушкуйников и казаков — в короткой, отчаянной сече пали последние защитники брода… После чего поганые, прижав стрельцов ливнем стрел, перетащили через брод «тюфяк», развернув его напротив ворот. Правда, на расчете тюфянчеев сосредоточились лучшие стрелки с самострелами, засевшие в башне — но и татары надежно прикрыли своих пушкарей трофейными червлеными щитами и павезами.

Все же арбалетчики сократили вражеский расчет ровно наполовину. Но пятым каменным ядром ордынцы проломили створки ворот и разбили засов — после чего масса поганых ворвалась в острог… В короткой, яростной сече пали последние его защитники — но в хорошо укрепленную башню с узким входом-дверью враг прорвать уже не смог.

И тогда «донжон» заставы просто закидали горшками с горючей смесью, небольшой запас которых мурза придержал на остаток боя…

Не сразу, но башня схватилась, запылала огромной свечой — известив князя Елецкого Федора о том, что застава на Волчьем броде пала. Как, впрочем, пал и гарнизон Талицкого острога, и заставы на прочих бродах через Сосну…

Глава 19

Засада у Черного леса

Червень (июнь) 1383 года от Рождества Христова. Полуночные (северные) границы Елецкого княжества, окрестности Чёрного леса.

Воевода Елецкий Твердило Михайлович.

Твердило глубоко вдохнул прохладный, несущий лесную свежесть воздух, с мстительным удовлетворением подумав, как татары сейчас обливаются потом, преследуя казачью сотню!

Вон уже, издали слышен топот сотен копыт, уже дрожит под ними земля…

Твердило прикрыл глаза, невольно вспомнив события последних пары дней — и вновь по сердцу резануло страшное в своей неотвратимости видение: как небольшие дымные столбы с застав сменяются такими далекими, но отчетливо яркими огнями пожаров, охвативших остроги русичей… Федор Иоаннович сделал все что смог, отправив на подмогу заставам пять сотен ушкуйников с бомбардами — но греческий огонь уничтожил подкрепление, лишь один струг вернулся в Елец.

Сообщив страшную новость о жидком огне, поджигающим ладьи русичей прямо на реке…

Воевода никак не мог выкинуть из головы выражение лица князя, вначале смертельно побледневшего, затем густо покрасневшего — и, наконец, окончательно почерневшего. Возможно, иного бы такая весть просто сломала бы — но Федор Елецкий оказался человеком иного замеса: глухим от скорби голосом, он все же принялся энергично раздавать приказы, готовя крепость к татарскому штурму… И выслав всю имеющуюся конницу по Пронской дороге на полуночь — на тот трак, которым последовал в пределы Московского княжества обоз с елецкими беженцами…

Это не было порывистым решением спятившего от горя мужа — хотя бы потому, что свою семью и семьи повольников князь отправил вверх по Дону с дружиной Федора Косого, насчитывающей четыре с лишним сотни вятских ушкуйников. Да, Косой увел своих людей, как и обещал — лишь семейные мужики, встретившие любушек на зимних гуляниях, решились остаться, помочь задержать ворога на бродах Сосны. Да только вон оно как все обернулось-то, с бродами… И ведь никто не ожидал — особенно, после неудачи первого рывка поганых! — что заставы столь стремительно падут… И падут разом. Ожидалось, что гарнизоны острогов, прикрывающих броды, продержаться хотя бы до конца недели — а уж там уцелевших заберут ушкуйники…

Но все обернулось трагичной гибелью третьей части защитников Елецкого княжества.

И все же Федор Иоаннович предполагал возможным такое развитие событий — в самом крайнем случае… Но возможным. Что броды падут раньше — и у елецких беженцев не будет полноценный седьмицы прежде, чем ордынцы зачнут преследование. На самом деле и седьмица не гарантировала, что женщины и дети в сопровождение юнцов-отроков сумеют благополучно уйти за Оку… Тем более, что когда обоз выходил, у беженцев было преимущество всего в пару дней.

Но еще один подарил первая, безуспешная попытка поганых прорваться через броды; два дня добавила подготовка татар к повторному рывку. Отчаянное сопротивление погибших застав наверняка подарило еще день… Всего шесть — седьмой же должна выиграть Елецкая дружина и казаки, устроившие степнякам ловушку у Чернолеса!

Собственно, казаки Тимофея Болдыря также начали с засады — так-то план действий обговаривался еще в Ельце с князем Федором… Выбрав участок дороги, стиснутый с обеих сторон лесом, донцы должны были спешиться — и отведя лошадей чуть вперед, рассыпать на дороге железных рогулек. Следующий впереди основных сил разъезд надеялись перестрелять из леса — и убрать тела с дороги прежде, чем на ней показалась бы колонна ордынцев… Ее также должны были обстрелять, крепко раззадорив степняков — а после вывести лошадей из леса, спешно запрыгивая в седла… Чем еще сильнее раззадорили бы ворога! Расчет строился на том, что поганые слепо ринутся в преследование — и на скаку влетят на шипы. К тому же ведь и кони татарские в большинстве своем не подкованы…